Автор: Аверьянова Вера, специалист по международному налогообложению, LL.M. 

26 мая 2020 года Международный консорциум журналистов — расследователей (International Consortium of Investigative Journalists, “ICIJ”) сообщил в своем блоге о расторгнутом налоговом соглашении между Сенегалом и Маврикием (для Сенегала действительно с начала 2020 года, для Маврикия — с июля). История давняя и связана, в том числе, с расследованием ICIJ деятельности канадской компании, которая участвовала в строительстве перерабатывающего завода в Сенегале через свою дочернюю компанию на Маврикии.

Налоговое соглашение с Маврикием и правда было не совсем выгодным для Сенегала, включая право налогообложения вознаграждения за оказанные технические услуги только на Маврикии (по домашнему законодательству, ставка налога у источника составляет 20%), а также отсутствие налога у источника на пассивные доходы. В 2018 году переговоры по пересмотру соглашения провалились.

История становления Маврикия как офшорного центра началась в конце 80-х гг. в том числе с позиционирования юрисдикции как платформы для инвестиций в страны Африки. Из 46 налоговых соглашений, заключенных на тот момент, 18 были со странами Африки. С тех пор Маврикий не раз фигурировал в различных исследованиях о налоговых злоупотреблениях, а также в налоговых спорах (одним из самых громких было дело Vodafone в Индии). 

Тем не менее, за последние несколько лет налоговый режим на Маврикии был несколько скорректирован с учетом международных требований, в том числе, ОЭСР и ЕС; Маврикий также вступил в BEPS Inclusive Framework и ратифицировал многостороннюю Конвенцию (MLI). Соглашения с некоторыми развитыми странами (Великобритания, Швеция, Люксембург) были уже пересмотрены. 

Однако заметка ICIJ связана с планами ряда других стран Африки (в том числе, Замбии, Лесото, Уганды, Конго) пересмотреть и, может быть, в перспективе расторгнуть соглашения с Маврикием наравне с Сенегалом. Также заметка ICIJ является не самым позитивным фоном для параллельных заверений правительства Маврикия об имплементации мер по AML/CFT в соответствии с планом мероприятий FATF. 

Безусловно, случаи пересмотра/расторжения налоговых соглашений между развитыми и развивающимися странами уже имели место быть в истории (например, Аргентина, Замбия, Монголия и др.). Насколько в каждом конкретном случае это было эффективным решением с точки зрения объема налоговых сборов по сравнению с объемом привлеченных иностранных инвестиций, должно быть частью отдельного исследования. 

Пример Монголии довольно печален. Монголия вышла из налоговых соглашений с Люксембургом и Нидерландами по инициативе МВФ начиная с 2014 г., а потом «выяснилось», что в инвестиционном соглашении на разработку месторождения Oyu Tolgoi так и сохранилось бессрочное положение («fiscal stabilization clause»), «заморозившее» законодательство, применимое к соглашению, на уровне 2009 года.

В случае с Сенегалом, опыт Люксембурга представляется особо интересным: когда переговоры о заключении налогового соглашения только начались на фоне обсуждений пересмотра соглашения с Маврикием, высказывалось мнение, что у Люксембурга будет такая же участь. Однако, на данный момент это соглашение называют чуть ли не самым выдающимся образцом того, как должны заключаться соглашения между развитыми и развивающимися странами с точки зрения налоговой этики. 

Безусловно, партнерство основано на взаимных экономических интересах. Сенегалу требуются иностранные инвестиции для обеспечения долгосрочного роста (также учитывая негативное влияние на экономику кризиса COVID-19). В Люксембурге существует несколько инвестиционных фондов для инвестиций в страны Африки (на Францию, Марокко, Индонезию и США приходится большая часть иностранных инвестиций в Сенегал), также действует долгосрочная программа сотрудничества.

Налоговое соглашение между Люксембургом и Сенегалом действует с 1 января 2019 года и включает положения из Модельных конвенций ОЭСР и ООН, а также положения, предложенные планом ОЭСР BEPS. Помимо положений о цели соглашения в преамбуле о недопущении «двойного неналогообложения» и теста «основной цели», соглашение устанавливает ставки налога у источника на пассивный доход, которые, тем не менее, ниже чем в других действующих соглашениях Сенегала: 5% налог у источника на дивиденды (по домашнему законодательству – 10%); 10% налог у источника на проценты и роялти (по домашнему законодательству может доходить до 20%); а также положения о налоге на прибыль, распределяемой филиалом в головной офис (“branch remittance tax”).

Соглашение также предусматривает ряд освобождений для налога на прирост капитала (включая случаи реструктуризации), а также положение о превалировании общих норм о противодействии налоговым злоупотреблениям (GAAR) над положениями соглашения, но лишь в той мере, когда применение GAAR не приводит к возникновению налогового бремени, отличного от предусмотренного соглашением…

В целом, соглашение между Люксембургом и Сенегалом безусловно кажется более соответствующим духу post-BEPS эпохи, чем предыдущее соглашение с Маврикием, а вот насколько оно учитывает налоговые интересы Сенегала на практике, покажет время. Не секрет, что и к Люксембургу имеется ряд претензий, в том числе у Европейской Комиссии, по нескольким особенностям налогового режима, которые могут использоваться в целях агрессивного налогового планирования, что воспринимается особенно остро в разгар COVID-19.